Форум » » стихи » Ответить
стихи
Константин Ф.: раз пошла такая флудиловка... короче, наверняка вам попадались стихи известных или малоизвестных поэтов, чем-то сильно вам напомнившие ТК или кого-то Лордов, или какую-то ситуацию из их жизни. Предлагаю постить сюда такие стихи (не забывая указать автора)) мне лично такая мысль пришла в голову когда я тут, в поисках нужной цитаты, перечитал поэму Жана Жене "Смертник". Кто не в курсе - она жутко яойная. Я конечно не фанат яоя, но поэма хороша. АПД: думал найти текст на русском в и-нете и дать ссылку - нашел с трудом и ссыла не дается! Так что выложу сюда, хоть она и длинная, зараза. Ахтунг Жан Жене Смертник [more] (перевод А. Смирновой) Как шар сухой травы по плитам мостовой, По пыльному двору катает сердце ветер, И мрамор оплела лазурь, как будто ветка, В ночи открылась дверь - мой дом, спаситель мой. И привкус табака, и мертвый соловей, Испуганный зрачок, искривленные губы, И сжавшийся кулак грозил небесной глыбе, И вот твое лицо лежит в руке моей. Мне кажется, оно картонной легче маски И тяжелее, чем в руках ростовщика Ворованный брильянт. В слезах твоя щека, И ветка надо лбом, словно плюмаж на каске. Ты - греческий пастух. Суровые черты Трепещут в глубине моих ладоней жадных, Твой нос - как птичий клюв с мазками крови ржавой, Твой рот - могильный холм, твои глаза - цветы. Зловещей чистоты алмазная игра, Кто волосы твои запорошил звездами, Кто увенчал твой лоб терновыми шипами, Каких эпилепсий ты мученик и раб? Скажи, что за беда твой взгляд заволокла Отчаяньем таким, что выше не бывало, И боль скривила рот, как вдовье покрывало, Накинутое на лицо и зеркала? Не надо нынче петь о лунном короле, Стань, мальчик золотой, принцессою прекрасной, Мечтающей в ночи о поцелуе страстном. Нет, лучше юнгой стань на быстром корабле. На мостик корабля ты вечером взойдешь И тихо запоешь "Ave Maria Stella", Под взглядом матросни пленительное тело Заставит трепетать пронзительная дрожь. Войти в тебя... гляди, как жезл поднялся. На палубе гурьбой стоят матросы ваши, Держа кулак в штанах и голову задравши, Любуясь, как вонзен рангоут в небеса. Откуда ты метешь, о королевский отпрыск, Снег на листы страниц в твоей немой тюрьме? Нет, ты не человек, ты торжество, ты отблеск, Петух, поющий смерть! Фантом, живущий вне! На войлочных ногах охранник, как гиена, Подкрадется в ночи, нам преграждая путь. А где-то, говорят, есть жаркая Гвиана, Будь проклята она. Благословенна будь. О нежность кандалов, ласкающих до дрожи! О небо над тюрьмой, о милость палачей, Прозрачность ранних утр, безумие ночей, Обритая башка, тепло атласной кожи. Давай мечтать о нем, плечах его литых, Огромном, словно мир, жестоком и неверном. Он обнаженных нас замкнет в своих тавернах, На жарком животе меж бедер золотых. Пленительный самец, как статуя, сложенный, Чье семя окропит гвоздику и левкой, Вот он твою ладонь берет своей рукой И на бедро кладет, и ждет, завороженный. Вкус грусти на губах! И терпкая печаль, Растущая во мне, бессильная, как ярость! Прощайте навсегда, возлюбленные ядра! Мой дерзкий, мой хмельной, мой злой, и ты -прощай. Не надо, мальчик, петь, оставьте свой задор, Ты в деву превратись, послушайся, не мешкай, Или ребенком стань, давно во мне умершим. Меня еще тогда не разрубил топор. Прекрасное дитя, вот мы с тобой вдвоем, Склонись мне на постель, возьми его губами, Впусти в себя, и он горячими толчками Тебе расскажет о возлюбленном твоем. Вот он поет о том, что больше никогда Наездник молодой тебя не одолеет. О мне б твое лицо, и круглые колени, И шею нежную, о мне б твои года! Украсть твою лазурь в зловещих пятнах крови, Как воинство на смотр, я б смерти все собрал, И собственную смерть, как статую ваял, Чтоб это был шедевр на пьедестале-кроне. Торжественный рассвет, ром, сигаретный дым, Табачный ореол, тюремщики шеренгой Парят в моей тюрьме. Здесь царствует один Тот арестант-фантом с набухшею ширинкой. Мелодия живет на сумрачной земле, Как сутенера крик, протяжный, потрясенный, Как каторжника вой, отчаянно-влюбленный, Как висельника рев, взлетевшего в петле. Так спят в шестнадцать лет и молятся во сне Спасительной ладье, спасательному кругу, Но ни один матрос им не протянет руку. А рядом с ним другой спит, прислонясь к стене. Ты видишь тех рантьерш? Послушай-ка, остынь, Притворщик-лицедей, и, усмехнувшись горько, Ты просто подойдешь и перережешь горло Какой-нибудь из тех зажравшихся гусынь. А как сойдет с небес железный всадник хмурый, Невозмутим, как Бог, чуть различим во мгле, Ты оказавшись с ним на выжженной земле, Не бойся, не дрожи перед его прищуром. Гранитная скала на шерстяном ковре, Кулак прижат к бедру, вы слышите, идет он, Его безгрешна плоть, и взгляд его наметан, Он выберет тебя, как принято в игре. Достанется ему прекраснейший юнец. Как робок ты еще, неловкий недотрога. Но успокой свой страх, уйми свою тревогу, И в рот возьми его, как мальчик - леденец. Впусти, как в темный храм, вглубь горла твоего Мой воспаленный жезл, не дай ему пощады, Покусывай, целуй, возьми его за щеку, Глотай, и извергай, и отвергай его! Чуть отстранись, взгляни, я все тебе отдам, Он, устремясь вперед, твою пронзает душу, Увидев, как он тверд, прекрасен и послушен, Ты, низко поклонясь, скажи ему: "Мадам!" Послушайте, Мадам! Здесь невозможно боле! Здесь призраки живут! Тюрьма-фантом парит! На помощь, мы летим! Ты всех нас забери В небесный свой покой, благодаренье Богу! Ты солнце позови, пускай укажет путь. Всех петухов - под нож! Всех палачей - в колодцы! За прутьями тюрьмы день злобно усмехнется: Тюрьма - чтоб умереть. Запомнил? не забудь. Нет у меня брони. И ненависти тоже. Стою, незащищен, одетый в легкий плащ, А над воротничком - полоска белой кожи, Чтоб именно сюда поцеловал палач. О солнце надо мной! Испанской ночи тяжесть! Войди в мои глаза - они умрут с зарей. Войди в мою тюрьму и дверь мою открой, И уведи меня скитаться и бродяжить. Проснутся небеса и травы поутру, И птицы запоют, и лепестки прогнутся, И черные луга росою захлебнутся, И колокол пробьет. Лишь я один умру, Приди ко мне сюда и в полночь разбуди, Здесь обитаю я, приговоренный к смерти, Что хочешь вытворяй: ругай, кусайся, смейся, Терзай зубами плоть... Но только лишь приди. Здесь есть еще пока немного сигарет, Здесь есть еще о чем нам говорить и плакать, Зачем же, трибунал, ты отдаешь на плаху Убийцу, красотой затмившего рассвет? Любовь, приди ко мне, ты проскользни по-лисьи, Минуя коридор и лестничный пролет, Изящней, чем пастух, и легче, чем полет Подхваченных огнем осенних желтых листьев. Сквозь стены проберись, охрану разбуди, Взметнись по проводам, спустись по водостоку, Молись и матерись, отдайся злу и року, Хотя б за полчаса до смерти, но приди. А в камере моей, открытой пенью сосен, Под колыбельную медлительной реки Качаются у стен пустые гамаки, Их некогда сплели усталые матросы. Развей же этот бред, мой утешитель - ад, Где, к радости моей, прекрасные драгуны Достали из штанов тяжелые бутоны, И сокрушил меня их душный аромат. Кто нацарапал здесь пленительную розу, На гипсовой стене наш сокровенный знак, Кто в камере упал на сгнивший мой тюфяк И, утром пробудясь, меня не вспомнил сразу? Придумай страшный жест, чем хуже, тем верней, Кради детей, калечь, скрывайся от полиций, Уродуй красоту и деформируй лица, В Гвиану отправляй на каторгу парней. О старый Марони, о нежная Кайенна, Склоненные тела взволнованной братвы, Он чей-то подобрал окурок из травы И курит не спеша, чуть подогнув колено. Средь сосен молодых, что устремились ввысь, Средь папоротников посередине круга, Он знает, возведут в священный сан супруга, И терпеливо ждет, на локти опершись. И старые коты спешат увидеть снова Тот ритуал. И член ладонями обняв, Хоть капельку росы, хоть искорку огня Пытаются добыть из прутика сухого. И паханы в кругу стоят, склонившись ниц, Как перед алтарем. Не слышны разговоры, Умолкли голоса и затихают споры, И к небу поднялись окружья ягодиц. Весь в жестах кружевных, как в платье подвенечном. И, опершись плечом на сломанную ветвь, Ты куришь. И летит дымок белесый вверх, А каторжники все, как в танце бесконечном, Вальсируя в траве, придут, чтобы забрать, Отнять по-воровски у этих губ любимых Сладчайшее кольцо взметнувшегося дыма, Одно кольцо всего. О торжествуй, мой брат! Стальное божество, невидимое, злое, Стоишь, невозмутим и недвижим, пока Поющая струна большого гамака Не вознесет тебя, поднявши над землею. И вот твоя душа с высоких гор глядит, Поющая взахлеб, парящая, как в танце. Здесь беглый арестант лежать в траве остался Без мыслей о тебе и с пулею в груди. Мой мальчик, воспари, и я с тобой сольюсь, Мне важно, чтоб и здесь я оказался первым, А на двоих один глоток тягучей спермы, Чтоб оплодотворить супружеский союз. Прижмись ко мне сильней, и я в тебя войду, Дугою изогнись, и я лишусь рассудка От счастья обнимать последнего ублюдка, Какого только Бог мог сотворить в бреду. Мой мраморный солдат бросается в геенну. Испепели меня! я к гибели готов! Ну что же вы, смелей, вылазьте из прудов, Болот и грязных луж, отравлены гниеньем. Погубленные мной! Придите же за мной! Измученный Давид, я жизнь тесал, как камень. Но красота, Господь, я ей служил - руками, Плечами, животом и клеткою грудной. В курятнике петух и жаворонок гальский, Молочницы бидон и крона надо мной... Все это ясный нимб над аспидной тюрьмой. Еще квадрат окна и шум шагов по гальке. Я вот он, господа! Когда придет конец И голова моя с твоей на плаху ляжет, Пускай потом она подкатится поближе К тебе, к твоим плечам, мой ангел, мой птенец. Трагический король с изломанной улыбкой, Впусти меня в твои зыбучие сады, Где ты дрочишь один, застывший у воды И отражаясь в ней, зеленоватой, зыбкой. В горячечном бреду, в неосторожном сне, Я знаю, что любовь - всего лишь мальчик-призрак, Что промелькнет в зрачке, как в замутненной призме, Чей взгляд меня распял на каменной стене. Не отвергай, когда звучит мотив святой В языческом твоем цыганском сердце. Боже! Я от тоски загнусь, коль не удастся больше Прижать тебя к себе, накрыть тебя собой. Прости меня, мой Бог, я прожил недостойно! Но все же я страдал, и плакал, и тонул, И с мукой покидал любимую страну, Так может, хоть теперь, Господь мой, я спокойно В твоих руках усну. В чертогах ледяных, надежных, как броня, В обители твоей. В смятении великом Не я ли, мой Отец, тебя восславил криком: "Да будет вечно бог, что пестует меня!" Гермес с нежнейшим ликом, У смерти я прошу, чтоб подарила ночи Спокойных долгих снов, беззвездный небосвод, И колокольный звон, и больше ничего. Вот разве что еще гирлянду ангелочков На елку в Рождество. Еще не завтра я взойду на гильотину, И к темным небесам не завтра вознесусь. А выше этажом мой бог, мой Иисус Не спит. Его ноги в подкованном ботинке Я головой коснусь. Спит мертвым сном тюрьма. И мы тревожно спим. Спит рядом за стеной сосед мой - эпилептик. А нашим морякам по бесконечной Лете, Не просыпаясь, плыть к Америкам другим.[/more]
Ответов - 54, стр:
1 2 All
Константин Ф.: еще адын: http://www.diary.ru/~Akuma-Lord-Zoisite/?comments&postid=25973575 в виде ссылки, ибо мат
Фрол: Элисео Диего VI. Сравнение королевы с другой сеньорой Не ты ли королева пустоты, быть беспощадной поклялась не ты ли? Не твой ли отдых – в бешеном насилье, не плахою ли убеждаешь ты? Ты окончание игры, смерть лилий и рек, погибель юной чистоты. Ни мужество, ни ум не отразили слепых атак твоей неправоты. Ты говоришь мне, уходя от спора, что это всё война, стихия, драки, что ты не ты, что ты лишь снишься…Ложь! Быть мертвым неестественно, сеньора! И разве то, что прячешь ты во мраке в погубленных цветах, не острый нож?!
Zoisite: Подарили мне недавно сборник стихов А.Белянина, который я искал очень долго... Читаю его стихи и...то ли я совсем помешан на ТК, то ли товарищ Белянин тоже неравнодушен к Лордам... Вот это,например,у меня прочно ассоциируется с Нефритом и Нару: Я спешил, я сбился с ног, Я еще не знал, что поздно. Я себе все руки сжег, Доставая с неба звезды. Торопился, несся вскачь И не знал, что опоздаю... Ты прости меня, не плачь,- Сам себе я - не прощаю. Повторилась сказка вновь, Искаженная немного, И Успех, Война, Любовь Преграждали мне дорогу, Славу пели соловьи... Сквозь успех не смог прорваться, И до солнечной любви Мне не удалось добраться. На гнедом своем коне Я не минул доли строгой И остался на войне: Мне обратно нет дороги. ...Не грусти, из майских гроз Радуга на землю станет. Ты из всех упавших звезд Сохрани одну на память… * * * а эти - о Кунсайте и Зойсайте: Вы уйдете в бесконечность, В листопадное смятенье. Я, спеша, срифмую Вечность С этим траурным Мгновеньем. Время, может быть, излечит, Но заставит с новой болью Ждать суда случайной встречи С неслучайною любовью... * * * на смерть Зойчика: Ты над смертью в глаза смеялся, Но сегодня над ней не волен. Почему ты не защищался - Даже руки связать позволил? Пусть в огне не бывает брода, Стоит жить ли болотной слизью?! Знай, жестоки законы рода: Непокорные платят жизнью. Уходи! Я разрежу путы. Видишь, воздух напоен смертью... Уходи! Непонятный... Любый... В край, где ждет тебя чье-то сердце. А чтоб встретиться вновь друг с другом, Путь наш долог, как бесконечность... На мгновенье лишь, дай мне руку - Между мной и тобою - вечность!
Фрол: У меня это стихотворение стойко ассоциируется с Джедайтом и НЕфритом хоть я и нелюбитель этой пары Элисео Диего Встречи Встречаемся мы много лет подряд: он – словно вздох минувших треволнений, а я во власти внутренних сомнений, гнетущих душу. Будто бы корят его глаза – тогда я прячу взгляд. Так вежливость, став жертвою стеснений, нам доставляет массу затруднений, но мы творим приветственный обряд: он – элегантным жестом церемонным, а я – учтиво-сдержанным поклоном. Всем ясно: солнце с ним дралось, но он от века почитал его за брата, в то время как тайком и виновато я был в свой мир туманный погружен.
Ginger Soul: Пусть лучше все останется так, как сказано в стихотворении. Без страсти, без бешенных свиданий, как положено горячо влюбленным, а только: мы творим приветственный обряд: он – элегантным жестом церемонным, а я – учтиво-сдержанным поклоном.
Zoisite: нашел тут кррайне интересный стих! жаль, автор неизвестен. Но с Джедом явно знаком лично)))) Свистит свирепая зима У птичьего ночлега. Фонарь горит, стоят дома, Летит пространство снега. В ночной поре нарушен лад, Безмерным время стало. Я замурован в снегопад, Дышу внутри кристалла. Фонарь тускнеет, гаснет дом, Уже не видно крыши, Душа, спеленатая льдом, Отверстие продышит. И к щелке смотровой прильнет, И будет сумрак светел. Уснувших бабочек полет Перемещает ветер. Снег в небесах и на земле, Он не идет, а длится. Я вижу в этой белой мгле Людей забытых лица. Я набело прожить могу Судьбу, что обратима, Когда в торжественном снегу Летит пространство мимо. Зима играет на трубе И тихо и протяжно. Не страшно думать о судьбе. Печально, но не страшно.
Аранель: я увидела большой смысл в строчках Парень парня давно безответно любил И вдруг однажды осмелел и прошептал: "Прости, но слов я нежных не найду, Я лишь хочу сказать, что я тебя люблю! " В ответ раздался лед холодных слов: "Я знаю, ты влюблен в меня, Хоть ты не говориш об этом никогда... А я……. я не люблю тебя, Да, ты хороший, не плохой, Добрый, наивный как ребенок. В сердце моем живет другой, Другой, плохой такой подонок... Он в каждой капельке воды, Всегда родной и долгожданный, Он в каждом лучике звезды, Такой любимый и желанный... Я жду когда другим он станет Таким как ты, но не тобой......." Опустил ресницы, глаза закрыл И слезы крепко удержал... Порой мы любим тех, кого не стоит И отвергаем тех кто лучше всех...
Константин Ф.: ну ла-адно %) О. Мандельштам: Когда удар с ударами встречается, И надо мною роковой, Неутомимый маятник качается И хочет быть моей судьбой, Торопится и грубо остановится, И упадет веретено, - И невозможно встретиться, условиться, И уклониться не дано. Узоры острые переплетаются, И,все быстрее и быстрей Отравленные дротики взвиваются В руках отважных дикарей... И вереница стройная уносится С веселым трепетом, и вдруг Одумалась и прямо в сердце просится Стрела, описывая, круг. *** Может быть, это точка безумия, Может быть, это совесть твоя: Узел жизни, в котором мы узнаны И развязаны для бытия. Так соборы кристаллов сверхжизненных Добросовестный луч-паучок, Распуская на ребра, их сызнова Собирает в единый пучок. Чистых линий пучки благодарные Собираемы тонким лучом, Соберутся, сойдутся когда-нибудь, Словно гости с открытым челом. Только здесь, на земле, а не на небе, Как в наполненный музыкой дом, - Только их не спугнуть, не изранить бы - Хорошо, если мы доживем. То, что я говорю, мне прости. Тихо, тихо его мне прочти. *** Мандельштам и про Нефрита писал Я ненавижу свет Однообразных звезд. Здравствуй, мой древний бред,- Башни стрельчатой рост! Кружевом, камень, будь, И паутиной стань, Неба пустую грудь Тонкой иглою рань! Будет и мой черед, - Чую размах крыла. Так, но куда уйдет Мысли живой стрела? Или, свой путь и срок, Я, исчерпав, вернусь: Там - я любить не мог, Здесь - я любить боюсь...
Ершел: Жаль, что половина картинок не видна.
Константин Ф.: Ершел точно. чёртовы буржуйские сайты. чёртов Костя, поленившийся сохранить и перезалить картинки. и ленящийся это сделать до сих пор) Удалил её вообще нафиг)
Константин Ф.: Shadia щас тоже на ближайшей книге погадаю, что он думает Выходит: "По насыщенности: светлое, полужирное и жирное"
Kregy: {Константин, Вы бы попрятали особо длинные стихи в скрытый текст, а то страницы долго листать.}
Константин Ф.: Shadia нет, это была книга по дизайну.
Юленэ: С некоторых пор это известное стихотворение Шекспира воспринимается мной как ода Кунсайта Зойсайту :) Лик женщины, но строже, совершенней Природы изваяло мастерство. По-женски ты красив, но чужд измене, Царь и царица сердца моего. Твой нежный взор лишен игры лукавой, Но золотит сияньем все вокруг. Он мужествен и властью величавой Друзей пленяет и разит подруг. Тебя природа женщиною милой Задумала, но, страстью пленена, Она меня с тобою разлучила, А женщин осчастливила она. Пусть будет так. Но вот мое условье: Люби меня, а их дари любовью.
полная версия страницы